Как цензура формировалась в России: от Петра I до наших дней

На протяжении более чем трёх столетий цензура меняла облик: от грозного монастырского надзора до безликих алгоритмов, блокирующих сайты.

История русской цензуры, тесно переплетённая с политическими потрясениями, — это отражение многовекового поиска баланса между интересами власти и стремлением общества к свободному выражению мнений. Проследим этот извилистый путь, разделив его на три больших этапа: имперский, советский и современный.

Зарождение светской цензуры: эпоха Российской империи

До Петра I контроль над печатным словом носил преимущественно церковный характер: ересь беспокоила власть гораздо больше, чем политическая крамола. Император-реформатор, строивший светское государство, нуждался в новом инструменте. Так Пётр I заложил основы государственной, а не духовной цензуры, подчинявшейся исключительно интересам самодержавия.

Создавая первые типографии, он сразу же поставил их под строгий надзор. Главным документом стал указ 1720 года, предписывавший Синоду следить за изданием книг и «не допускать в них никакой лжи». Главной задачей было не богословское благочестие, а государственная польза: предотвращение критики власти и пресечение «ложных слухов», способных взбудоражить народ.

Ярким примером петровского подхода стал запрет на распространение слухов о том, что царь — подменённый, «немец», а настоящий Пётр был замучен во время Великого посольства. Такие разговоры жестоко карались и приравнивались к государственной измене.

Век просвещения, наступивший при Екатерине II, принёс с собой двойственную политику. С одной стороны, императрица, состоявшая в переписке с Вольтером, хотела выглядеть «просвещённой» правительницей. В 1783 году она даровала «вольным типографиям» право на существование, что спровоцировало настоящий издательский бум. С другой стороны, как только вольнодумство стало угрожать основам её власти, реакция была молниеносной и жестокой.

Характерно, что Екатерина II сама вела борьбу с инакомыслием пером — под псевдонимом публиковала статьи в журнале «Всякая всячина», где высмеивала дерзких критиков власти. Цензура, по сути, превратилась в личное оружие монарха.

Французская революция стала для Екатерины II сигналом к ужесточению законов. Показательной стала расправа над Александром Радищевым, автором «Путешествия из Петербурга в Москву». Его знаменитые слова «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» были восприняты как прямой выпад против самодержавия. Приговор императрицы был беспощаден: «бунтовщик хуже Пугачёва». Вскоре та же участь постигла просветителя Николая Новикова, чья издательская деятельность была признана опасной.

Девятнадцатый век стал эпохой тотальной формализации цензуры. После восстания декабристов Николай I, напуганный любыми проявлениями свободомыслия, в 1826 году ввёл цензурный устав, который современники тут же окрестили «чугунным». Этот документ довели до абсурда: цензоры должны были проверять всё, вплоть до нот, в которых можно было усмотреть шифр. Известен анекдотичный случай, когда цензор запретил к печати кулинарную книгу с рецептом «вольных сухариков», усмотрев в названии опасный политический подтекст.

Именно в эту эпоху цензура стала настоящим проклятием для русской литературы. Так, Александр Пушкин был вынужден переписывать целые сцены в «Борисе Годунове», смягчая политические намёки, а Николай Гоголь в письме к цензору умолял пропустить «Мёртвые души», доказывая, что его цель — «описание недостатков и пороков русского человека, а не порицание всего русского».

Эпоха «великих реформ» Александра II принесла долгожданное послабление. В 1865 году была отменена предварительная цензура для оригинальных сочинений объёмом более десяти печатных листов и для всех переводных (более двадцати), а также для столичных газет и журналов. Это была настоящая революция, но свобода оказалась недолгой. После убийства императора маятник качнулся в обратную сторону.

Правление Александра III прошло под знаком контрреформ, и эту политику «закручивания гаек» унаследовал его сын, Николай II. Однако тектонический сдвиг, вызванный Революцией 1905 года, заставил самодержавие пойти на беспрецедентные уступки. Октябрьский манифест даровал населению «незыблемые основы гражданской свободы», включая свободу слова. Результатом стал настоящий информационный взрыв: на страну хлынул поток новых газет, а особым феноменом стали сатирические журналы («Жупел», «Адская почта»), где безжалостно высмеивались и министры, и сам император.

Впрочем, этот период вольнодумства оказался коротким. Как только революционная волна спала, правительство вернулось к репрессиям. Вместо предварительной цензуры теперь действовала карательная: на редакции налагались астрономические штрафы, тиражи арестовывали, издатели привлекались к суду. Окончательно с этой хрупкой свободой было покончено с началом Первой мировой войны в 1914 году, когда в Российской империи была введена всеобъемлющая военная цензура.

Тотальный контроль: цензура в СССР

Если имперская цензура была сторожевым псом самодержавия, то советская стала скальпелем хирурга, вырезавшим из тела общества всё, что не соответствовало идеологии. С приходом большевиков контроль стал тотальным.

Уже 27 октября (9 ноября по новому стилю) 1917 года был принят «Декрет о печати», который стал юридической основой для ликвидации всей оппозиционной прессы. Это был лишь первый шаг. В 1922 году было создано ведомство, название которого на 70 лет стало синонимом цензуры, — Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит). В его функции входил контроль над всей печатной продукцией «в идеологическом, военном, политическом, экономическом и других отношениях».

Апогея цензурный пресс достиг в сталинскую эпоху, когда контролю подвергалось не только содержание, но и форма. Любое отклонение от канонов социалистического реализма могло быть расценено как идеологическая диверсия. Понятие «враг народа» стало клеймом, которое ставили на писателях и поэтах. Осип Мандельштам был репрессирован за антисталинскую эпиграмму, Исаак Бабель — расстрелян по обвинению в шпионаже, которое сам следователь в частной беседе назвал «плохо состряпанным», а рукописи Михаила Булгакова, включая «Мастера и Маргариту», не имели шансов на публикацию при жизни автора.

Цензура проникла во все сферы искусства. В 1936 году в газете «Правда» вышла разгромная статья «Сумбур вместо музыки», уничтожившая оперу Дмитрия Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» и ставшая символом борьбы с «формализмом». Под запретом оказались целые научные направления: генетика была объявлена «буржуазной лженаукой», а кибернетика — «продажной девкой империализма».

Период «оттепели» после смерти Сталина принёс некоторое послабление. Публикация в 1962 году повести Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» стала настоящим прорывом, символом надежды. Однако «оттепель» быстро сменилась «застоем». Цензура стала менее жестокой, но не менее всепроникающей. Это породило уникальные культурные феномены.

«Самиздат» — распространение неподцензурных текстов в рукописном или машинописном виде — стал главным способом существования свободной мысли. Так ходили по рукам стихи Ахматовой, проза Платонова и правозащитный бюллетень «Хроника текущих событий». Когда опубликовать произведение в СССР было невозможно, оно появлялось на Западе — это явление получило название «тамиздат». Хрестоматийным примером стала трагическая история романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго», опубликованного в Италии и принёсшего автору Нобелевскую премию, а затем чудовищную травлю на родине.

Постсоветская Россия: от свободы к новым ограничениям

Распад СССР и эпоха гласности, казалось, привели к полному демонтажу цензурной машины. Принятый в 1991 году Закон «О средствах массовой информации» прямо провозглашал: «Цензура массовой информации... не допускается». Лихие девяностые стали временем беспрецедентной свободы слова. Появилось множество независимых СМИ, были опубликованы все ранее запрещённые произведения, а острые политические дискуссии стали нормой общественной жизни.

Однако в XXI веке государство начало постепенно возвращать себе контроль над информационным полем, но уже в новых формах. Прямая предварительная цензура сменилась другими механизмами. Одним из них стало регулирование интернета.

В 2012 году был создан Единый реестр запрещённой информации — система «чёрных списков» сайтов, подлежащих блокировке. Позже были приняты законы, вводящие ответственность за распространение «фейковых новостей», «неуважение к власти» и «дискредитацию вооружённых сил». Эти законодательные акты стали современными инструментами, позволяющими ограничивать распространение опасной, в том числе экстремистской информации.

История цензуры в России — это наглядное пособие по циклическому развитию государства. Периоды ослабления контроля, часто совпадающие с эпохами реформ и общественных надежд, неизменно сменялись его ужесточением в ответ на внутренние или внешние угрозы. За три столетия цензура прошла огромный путь: от примитивного запрета «лжи» в петровских указах до сложных технологических систем цифрового контроля. Поле битвы за свободу информации переместилось из типографий и редакций в интернет.

Главный вопрос, который эта история ставит перед современным обществом, остаётся неизменным: где проходит тонкая грань между защитой государственных интересов и фундаментальным правом человека на свободу слова? Очевидно, что ответ на этот вопрос придётся искать и новым поколениям.