Ирина Бугрышева «Такой вот Курск» (Зарисовки из приграничного города)
В рамках федерального проекта «Литературные резиденции», организованного Союзом писателей России, состоялись поездки писателей в пограничные регионы. Основной упор «Литературные резиденции» делают на специальную военную операцию и наших героев. Представляем вам очерк, написанный по итогам проекта Ириной Бугрышевой.
Любовь никогда не перестаёт
Я застряла на главпочтамте. Только и нужно было — купить марки и наклеить на открытку дочери. И сыну. Я детям посылаю открытки отовсюду, куда забросит судьба. Такая традиция.
Сотрудница почты долго расспрашивала, сколько мне нужно марок и каких, потом долго отсчитывала марки. Там были по пять рублей и по два, так как на одну открытку требовалось наклеить марок на двадцать семь рублей — едва адрес поместится, про текст вообще молчу. Но что уж — можно, в принципе, и без текста обойтись. Мои дети и так знают наизусть мои короткие открыточные тексты: «Люблю вас, лучшие дети на свете! Скучаю, скоро увидимся!»
Сотрудница сбилась — и принялась заново отсчитывать марки. Потом спросила: «Оплатите наличными?» Я кивнула. И тут же оказалось, что у меня нет мелочи, а в кассе нет сдачи.
За мной стоял пожилой мужчина. Высокий. Ещё крепкий. Совсем седой. Похож на актёра советской школы. Наверное, старше семидесяти. Может, ближе к семидесяти пяти. Не знаю. Сейчас, когда папе семьдесят два, сложнее стало определять. Папа ведь у меня всё ещё молодой — для меня. А этот мужчина… Он уже выглядел как дедушка. Ну, то есть по возрасту дедушка, а взгляд… Мужской такой взгляд, глубокий, оценивающий. А вместе с тем — опекающий будто. Оберегающий даже. Взрослый мудрый взгляд.
Я посмотрела на мужчину, улыбнулась:
— Простите, что задерживаю. Пусть любовь нас спасёт! Она всегда спасает!
Мужчина улыбнулся в ответ:
— Любовь спасёт! Это точно!
А потом посмотрел на меня дольше — пойму ли? — спросил:
— Помните, что сказал апостол Павел?
Я кивнула.
В одном из карманов внезапно обнаружились недостающие четыре рубля, и, кажется, проблема со сдачей разрешилась.
— Конечно, помню.
— Любовь долготерпит, — мужчина смотрел на меня, не отводя взгляда. — Милосердствует. Любовь не завидует. Любовь не превозносится. Не гордится. Не бесчинствует. Не ищет своего. Не раздражается. Не мыслит зла. Не радуется неправде, а сорадуется истине. Всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит…
— …Любовь никогда не перестаёт, — подхватила я. И тут же уточнила: — Не перестаёт?
Мужчина понял меня. Понял, о чём я спрашиваю. Медленно и взвешенно подытожил:
— Любовь никогда не перестаёт.
Я, конечно, знала эту цитату. Знала сердцем. Но попроси меня вот так — посреди главпочтамта, без телефона в руках — прочесть её, у меня не получилось бы.
Я посмотрела на мужчину — после долгих мытарств марки оказались у меня в руках! — сказала:
— Знаете, в спектакле по моей книге есть эта цитата. Именно эта, представляете? «Любовь никогда не перестаёт». Спектакль называется «Радио-Паша». Он о наших бойцах, героях специальной военной операции, получивших ранения.
— Вы писатель? — спросил мужчина.
Я кивнула.
— А я однажды помог вставить эту цитату своей ученице в выпускное сочинение. Хорошая девчонка такая была! И сочинение было хорошее. Та девочка меня поблагодарила потом. Она знала эту цитату. Просто не помнила её наизусть. — Мужчина посмотрел на меня и добавил, будто у меня были какие-то вопросы: — Я учитель был.
— И есть, — улыбнулась я.
— Знаете, — сказал мой собеседник, — я из Суджанского района. — Сейчас он смотрел чуть в сторону, мимо меня, и было понятно, что он спешит рассказать то, о чём не может молчать. О чём нельзя молчать. — Я успел выбраться 6 августа. Но у меня там остались два моих друга. И вот я выбрался, а душа моя там осталась, под дронами и пулями. Это были мои самые тяжёлые дни. Я жил, хотя я почти умер. И я не знаю, как бы я смог сейчас жить, если бы мои друзья не спаслись. Но повезло. Одного вывезли раненым. А второго, уже спустя несколько дней, наш военный вытащил под дронами на своём квадроцикле. Так что я могу дальше жить.
— Слава Богу, — выдохнула я.
— Слава Богу, — согласился со мной мужчина.
Сейчас он выглядел уставшим. Совсем дедушкой.
— Вот только та девчонка, — дедушка отвернулся от меня в сторону. Перевёл дух. — Та девчонка… Она пропала без вести. Она, конечно, выросла давно. Но для меня все ученики — даже когда вырастают — остаются детьми. И я продолжаю верить в то, что та девочка жива. Только вера и спасает. Вера и любовь. Любовь долготерпит.
— Не мыслит зла.
— И надеется. Всегда надеется.
— Любовь никогда не перестаёт, — закончила я.
Мы помолчали. Я не знала, что говорить. Сосредоточенно клеила марки на открытки.
— Как ваша фамилия? — спросил мужчина. — Прочту вашу книгу.
— Фамилию вы забудете, — сказала я. — Лучше запоминайте название: «Я трогаю войну руками».
Я потрогала мужчину за рукав куртки.
— Вот так, как я сейчас вас трогаю, так же я трогаю войну. Руками. Запомнили?
— Запомнил, — кивнул мужчина.
И я кивнула. Тепло кивнула. С радостью — что мы встретились случайно, могли пройти мимо друг друга — а всё же встретились среди войны, и теперь, когда предстояло расстаться навсегда, мы знали, что на самом деле мы не расстаёмся, потому что мы родные — нас породнили слова апостола Павла, и наша общая вера, и этот грохот там, вдалеке, и переломанные судьбы на стыке Курской области и Сумской.
Женщина за стойкой, что молчала всё это время, вдруг выдохнула:
— Диктуйте телефон. Я не могу сейчас это вам рассказать. Но я обязательно вам расскажу обо всём потом. Когда смогу.
Позывной Шурик
Саша меня зовут. Но это вы уже догадались, да? Вы ж мой позывной знаете.
Тот день, 6 августа, всё перевернул. Я закончил в Судже восемь классов, думал, в девятый пойду, но случился тот день.
Утром связи не было. Спросил мать, почему не ловит. Она говорит, что по вышке нашей попали.
Вышел из дома — около магазина встретил знакомых девчонок. Стоим, болтаем. А над нами беспилотник — летит в сторону леса. Ну, я тогда уже понял, что, скорее всего, это всё. Вообще всё. Всё, что было раньше — закончилось.
А оно правда всё закончилось. Собрались мы за пятнадцать минут, наверное. Часа в четыре вечера 6 августа уже выдвинулись в сторону Курска. Я был с мамой и младшим братом, ну и тётя с дядей. На дядиной машине ехали. Отчим в тот момент на работе был. Уезжать с работы он не хотел, хотя Суджу уже бомбили. Связи не было. Мы оставили отчиму записку, написали, где лежат ключи от дома. Он рассказывал потом, что к нему на работу приехали наши военные, спросили: «Семья есть? Домой быстро!»
Ехали через Белую, там ещё более-менее тихо было. Около заправки, как сейчас помню, очередь здоровая стояла. Заправились, поехали дальше, и уже ночью, на подъезде к Курску, пришло сообщение, что в эту заправку дрон прилетел. Дядя нас оставил в Курске и обратно, за отчимом, рванул. Привёз его.
В Курске мы остановились сначала в пункте временного размещения, потом стали снимать квартиру. От хаты нашей в Судже ничего не осталось. Мы смотрели съёмку — дом сровняли с землёй. Сертификат дали, но что толку: у нас зарегистрирован был маленький дом, а мы потом к нему после регистрации пристроили бо̀льшую часть. Но это ж на сертификат не повлияет.
У меня всё хорошо. Меня тепло приняли в новой школе, друзья появились. Но после всего, что случилось, я одного хочу только — помогать людям. Наверное, потому, что я с 2014 года в этом. Мне было пять лет. Мы жили тогда в Макеевке. Отец сразу ушёл добровольцем. Там Донецк полыхал. И мы с мамой уехали от войны. В Суджу. Отец так и живёт на Донбассе, воюет.
А я тут уже, в Курске, пошёл в Народную Дружину. Защищаю город. Защищаю страну. Мы, когда от войны уехали в Суджу, не думали, что она нас догонит. А она догнала. Догнала, но не сломила.
Мы всё равно победим, я не сомневаюсь. И потому я вернусь туда, на Донбасс. Откуда я уехал ребёнком. Буду поступать в Донецкое высшее общевойсковое командное училище после 11 класса. Я ж не хуже своего отца. Я ж сын своей земли.
Кафе «Изюминка»
Четыре дня в Курске. И разревелась первый раз только сегодня. Хотя столько было встреч. Столько боли. Столько непереносимых совсем вещей. Когда не веришь. Не можешь верить. Потому что деды победили фашизм. Ты это знал всегда.
Но ты в Курске — где освобождённые из эвакуации, из плена, потерявшие семьи, родителей, друзей, дома̀. Потерявшие себя.
Сегодня шла по городу. Ощущала его ногами, глазами. В какой-то момент поняла, что уже голодная. А рядом — ничего.
Зашла в гостиницу — там ресторан только по вечерам работает. Вижу — кафе в подвале. Спускаюсь.
Прохожу через пустой зал.
Мужчина говорит:
— Вы покушать?
— Да, — говорю, — я голодная.
— А у нас сегодня выходной, — говорит. — Завтра приходите.
— Не могу завтра, я сегодня голодная.
— Тогда садитесь. Накормим сегодня. Но у нас еда для своих. Супчик. Котлетка. Хлеба нет, только батон. Садитесь, ешьте, пожалуйста. Денег не надо. Какие деньги. Выходной же. А вы голодная.
Такой вот Курск.
Ирина Бугрышева